Второе рождение или вторая «свежесть»?

Кремлевский Дворец съездов – объект, на протяжении своего существования служащий то предметом гордости (достаточно полистать путеводители, где о нем говорится как «великолепном здании, сверкающем стеклом и серебристым алюминием», которое «гармонично вошло в архитектурный ансамбль древнего Кремля»), то предметом порицания (вспомним хотя бы тот факт, что именно это здание послужило поводом для исключения Москвы из списка городов-памятников ЮНЕСКО). Постперестроечный период внес некоторую однозначность в оценку данного объекта зодчества. Созданное по проекту придворного архитектора Хрущева и Брежнева М. В. Посохина и его соратников здание признали « резко диссонирующим со всеми кремлевскими постройками», поруганием Кремля. Общественное мнение пришло к осознанию того, что Кремль – это национальная святыня, которая должна быть неприкосновенна. Но вот маятник истории качнулся в другую сторону – и спустя десять лет на официальном сайте Союза архитекторов России можно обнаружить такое: «По замыслу М. В. Посохина в 1961 году был сооружен Дворец Съездов – одно из самых совершенных общественно-зрелищных зданий того времени в мире. Громада Дворца внесла в складывавшийся веками многообразный и разностильный ансамбль Кремля важный современный акцент». Дальше – больше. В 2004 году Дворцу съездов был присвоен статус вновь выявленного памятника архитектуры. Эта процедура обычно обозначает признание ценности объекта, однако в данном случае вернее было бы сказать о переоценке ценности. Возможно, разобраться в этих тонкостях нам поможет история возникновения Дворца съездов. Формальным поводом для начала строительства в 1959 году будущего памятника советского зодчества стала теснота в старом зале заседаний Верховного Совета СССР, образовавшаяся в связи с непрестанным увеличением количества народных депутатов. Михаил Васильевич Посохин, назначенный руководителем большого авторского коллектива (в который входили такие известные мастера, как Стамо, Штеллер, Мндоянц, Макаревич, Тхор, Закарьян, Локтев, Рапутов), в тот момент как раз занимался личной дачей генсека и его действительно в какой-то мере можно назвать «придворным архитектором Хрущева». Однако главным архитектором проекта все-таки являлся Никита Сергеевич (о чем неоднократно говорил и сам Посохин). Несмотря на то, что правительственный комплекс первоначально предполагалось разместить на Ленинских горах, именно Хрущеву принадлежит идея воздвигнуть Дворец съездов в Кремле. Мало того, все варианты окончательно утверждались только им самим. В соответствии с первоначальным (довольно щадящим, надо сказать) вариантом кремлевской новостройки, под снос должны были попасть лишь служебные корпуса Х1Х-го века, между Теремным дворцом и Старой Оружейной палатой предполагалось встроить здание с залом заседаний на 4000 мест, которое не должно было, по идее, возвышаться над старыми трехэтажными зданиями. Но после поездки в Китай Хрущев загорелся идеей строительства такого же грандиозного (на 10000 мест), как там, Дворца съездов. По его распоряжению срочно был в полтора раза увеличен уже строящийся КДС и к нему был добавлен максимального объема банкетный зал. Это решение явилось определяющим в судьбе Третьего корпуса, построенного в 1806 году известным зодчим Иваном Еготовым. Несмотря на то, что к моменту сноса оно выглядело довольно невзрачно (так как здание часто перестраивалось), однако это была солидная классическая постройка, замыкавшая треугольник Сенатской площади. Вместе с Третьим корпусом было снесено считавшееся малоценной поздней пристройкой северное крыло Патриаршего дворца. К сожалению, уже при реставрационных работах в 2003 году было доказано, что это крыло включало в себя первоначальный объем дворца конца ХV-го столетия. В результате всех этих действий был нанесен огромный урон археологии Кремля. Главной головной болью для проектировщиков стал банкетный зал, для которого пришлось искать место уже после того как строительство началось. Предложенный вариант – поставить его чуть южнее основного здания – с ходу был отвергнут Хрущевым. Было решено разместить на крыше Дворца дополнительный объем на 2500 человек. Мнение экспертной комиссии, попытавшейся объяснить, что огромная новостройка повредит виду на Кремль со стороны Александровского сада и Нового Арбата, не было принято во внимание. В итоге – от золотой пирамиды соборных куполов, обращенной к парадному входу через Троицкие ворота, осталась лишь одиноко торчащая над горизонталью Дворца съездов верхушка Ивана Великого. Прошло немногим более 40 лет, и заместитель главного архитектора Москвы и руководитель института «Моспроект-2» имени М. В. Посохина, сын официального автора Дворца съезда Михаил Михайлович Посохин выдвинул инициативу поставить на госохрану здание Кремлевского Дворца съездов. За это предложение специальная комиссия при Государственном управлении охраны памятников проголосовала 11 голосами против 7. Это решение, скорее всего, можно считать ответной реакцией на волну сносов идейно устаревших, но физически крепких строений не столь далекого прошлого. Однако следует заметить, что в данном случае решение было принято несмотря на то, что снос Дворца даже не намечался. Планировалась лишь внутренняя реконструкция, на которую вряд ли кто обратил внимание, если бы не новые времена, столь непредсказуемые, особенно на фоне нынешней неприязни начальства к архитектуре советского функционализма. А тут ещё свежий опыт гостиницы «Москва», обсуждение ценности которой началось, скажем так, постфактум – уже после принятия решения о сносе. Действительно, сторонников постановки КДС на госохрану понять можно – гораздо спокойнее заранее подстраховаться. На заседании специальной комиссии при Государственном управлении охраны памятников докладчики из «Моспроекта-2» называли КДС «свежим словом в советской архитектуре 1960-х годов» , говорили, что он «светел, пропорционален, в нем присутствует гармоническое единство внешнего и внутреннего пространства», не говоря о том , что над его созданием трудились лучшие мастера своего времени. Со всеми этими утверждениями вполне можно было бы согласиться. Особенно если сравнить его с Дворцом молодежи на Комсомольском проспекте. И надо отметить, что на сегодняшнем общем невнятном градостроительном фоне профессионализм архитекторов эпохи социализма действительно впечатляет. Ведь уже стало очевидным, что неограниченные возможности и свобода творческого простора не могут служить гарантией выдачи на гора сплошь и рядом шедевров. Возможно, осознание собственной беспомощности и подтолкнуло современных зодчих признать достоинства своих предшественников. Другим аргументом защитников Дворца служит утверждение, что советская архитектура – это отражение нашей истории, а переписывать историю – дело безнадежное. Надо сказать, что логика вполне справедливая и понятная, однако настораживает как избирательная стратегия её применения, так и то, что подписи её убежденных сторонников можно обнаружить под многими приговорами сноса, вынесенными старым московским усадьбам, вполне соответствующим статусу памятников. Противники инициативы Посохина – сына выдвигают в качестве своего аргумента то, что «проклятому наследию КПСС» не место рядом с национальными святынями. Однако убедительнее выглядит другой аргумент: нельзя играть по правилам с теми, кто изначально их не соблюдает. Охранный статус КДС, с одной стороны, оправдает его строителей, а с другой стороны, лишит нас надежды на исправление будущих градостроительных ошибок современности. Эта дилемма явно демонстрирует отсутствие четких критериев ценности архитектурных объектов. Ценность, скорее всего, определяется отношением общества. В то же время нельзя одинаково подходить к памятникам различных эпох. Должны быть выработаны различные методики. Эксперты, запутавшиеся в собственной риторике, на самом деле, как ни странно, решают вопросы этического характера. Нельзя объявлять памятником то, что построено с грубым попиранием имеющихся на тот момент норм и понятий. Отметины, оставленные историей на лице города, могут оказаться безобразящими его шрамами. Но даже в этом случае дело охраны памятников не должно следовать за эмоциональными перекосами отдельных социальных групп или властных структур. Ведь памятник – это то, что признано всем обществом, что не вносит в него раздора.